Life is good
Ты знаешь, ведь все так просто. Сидишь здесь и думаешь, когда кончится пара, а время идет, идет... Цифры на дисплее телефона размываются и текут долго, вязко и невероятно однообразно. Все вошли, а ты сидишь вместе с ними в пустоте и совершенно один за пределами того, что им понятно. Наверное, тоже надо войти. Мне не хочется. Слушаю, как что-то фонит на заднем плане, как за стеклом операционной, и думаю, где же я все-таки сейчас живу. Вряд ли на одной планете с другими шестью миллиардами "я", по крайней мере, мне сейчас лень думать, что за стенами этого кабинета есть такие же мысли, есть такие же ощущения, состояния и проблемы. Существую в этом подвешенном глухом состоянии, как неродившийся эмбрион, и глухо, глухо, глухо...
Какой бред.
Пушкин, Пушкин, сколько о тебе уже сказали, Александр Сергеич, - сказали столько, что кажется: еще чуть-чуть - и ты станешь уже пошлым. Как же нудно раз за разом перебирать чужие полуистлевшие страницы, пересыпать затертые, захватанные мысли, заведенно повтроряя: Пушкин, Пушкин, Пушкин... Так и умрем с именем твоим на губах, последним выдохом - пушкин, пусть, пусти, пошел, пошлый, пошлина...
Поставьте его уже в золоченную раму на верхнюю полку и показывайте детям Его в его блестящем несравненном великолепии. Бранитесь именем Его.
бред...
* * *
О, дайте пострадать...
Какой бред.
Пушкин, Пушкин, сколько о тебе уже сказали, Александр Сергеич, - сказали столько, что кажется: еще чуть-чуть - и ты станешь уже пошлым. Как же нудно раз за разом перебирать чужие полуистлевшие страницы, пересыпать затертые, захватанные мысли, заведенно повтроряя: Пушкин, Пушкин, Пушкин... Так и умрем с именем твоим на губах, последним выдохом - пушкин, пусть, пусти, пошел, пошлый, пошлина...
Поставьте его уже в золоченную раму на верхнюю полку и показывайте детям Его в его блестящем несравненном великолепии. Бранитесь именем Его.
бред...
* * *
О, дайте пострадать...